— Ну как знаешь. Пока, — девушка помахала мне рукой и побежала к дороге.
Я прислонился к еловому стволу и положил голову на колючую ветку.
— Привет, Сатибо… — прыткий голос Альбины разносился по кипарисовой аллее. — Понимаю, что тебе некогда. Я еще раз обнюхала то место в парке. Послушай, там не было вампиров. Приезжай в наш офис. Я тебе все объясню. Твоего отца убил человек. Кто-то из его знакомых. В первую очередь надо проверить самураев и мясных сотрудников…
«Ты взяла ложный след, мохнушечка. В первую очередь надо проверить, не причастен ли к убийству хозяин мясокомбината».
Неужели, история повторяется? Век назад Лаврентий убил Маэно, а теперь сын Лаврентия убил правнука Маэно. Недавно появились слухи о странной болезни Филиппа Поликарпова. Заводские бабы судачили, будто за неделю он постарел на двадцать лет и как будто усох.
Я заподозрил, что Филипп решил, будто кровь самурая вернет ему здоровье. Обидно, считая себя бессмертным, внезапно обнаружить, что ты смертен, как самый обыкновенный человек; и признать, что вечная молодость сбежала от тебя как капризная любовница. Назвать Филиппа убийцей при свидетелях мне запрещала договоренность с ним. Обязавшись хранить тайну о том, что он пьет кровь, я попал в очередной невидимый плен.
Плохие новости лишили меня покоя. Я засыпал во второй половине дня и скоро в ужасе просыпался от кошмарного сновидения. Чувствуя себя беспомощным, я видел во сне презрительную ухмылку Сатибо, занесшего над моей головой меч, и слышал далекий хохот Адской Птицы.
Слизав последние капли бычьей крови с горлышка «бадейки», я оказался перед трудным выбором. Я долго раздумывал, идти ли на колбасную фабрику за новой порцией еды (не исключено, что отравленной) или поголодать неделю. Возможно, самурай к тому времени успокоится или его отвлекут от планирования моего убийства неожиданные срочные дела.
Вскоре я понял, что на голодный желудок вообще не смогу уснуть. Если и усну, то с голодухи мне приснится, что я ем мышей, а есть мышей противно даже во сне.
«Не подведи меня, родимый», — я помассировал кончик носа, стоя перед зеркалом.
— Боязно представить, что нас ждет, бабоньки?… Ой, страхота — то какая… Разгонит нас бандюга Саркисов, и завод разорит… Мне до пенсии два года осталось. Где я стаж наберу?.. А меня кто возьмет, я кроме как сардельки крутить, ничего не умею… Ой, беда, и не говорите… Кранты нам всем… — гудели женщины, столпившиеся в проходной мясокомбината.
Охранник Виталий, высокий тощий мужчина средних лет, не обращал внимания на их крики. Сидя за стойкой, он разгадывал кроссворд.
Я поздоровался с ним, поставив на пол две вместительные китайские сумки с пустыми бутылями. Виталий притворился, что не видит и не слышит меня, помещая буквы слова «гвоздодер» в широкие белые клетки.
— Ну, разверещались попусту, — из коридора выплыла главный бухгалтер Лидия Борисовна — массивная дама в белых коротких брюках и голубом бахромчатом балахоне. — Никого из нас Дырявый не выгонит. Он дурак, да не настолько, чтобы загубить прибыльное предприятие. Он вон кого выгонит, — почесав желтые кудри, она взмахнула широким рукавом, чтобы меня заметили остальные женщины. — Вурдалака давно пора гнать осиновой метлой. Погодите, бабоньки, Дырявый лишит его кормежки. Станет он голодный бегать по городу, и его Иваныч быстро утюкает. Не думала я, честное слово, дожить до того светлого дня, когда эта тварь подохнет. Ну ничего, авось доживу. Недолго осталось ему здесь шататься.
— Обрадовала ты нас, Лидок. Умница, — одобрила главный технолог Анна Павловна, тонкая женщина в черном кудлатом парике. — А то вурдалак охамел до беспредела. Мицуича сожрал. Это ж надо.
— Да что ему Мицуевич — маленький худенький мужичишка, — главбух взмахнула руками. — Ты глянь, какой он здоровый, Анюта. Он враз высосет голландского мясного быка и не лопнет.
«На себя посмотри, барабан с бахромой», — обиженно подумал я.
Выражать недовольство вслух мне было запрещено. Я плотно сомкнул челюсти.
— Милые дамы, прошу в сторонку, — к турникету протиснулся исполнительный директор завода, предводитель самураев Алипайя — Джереми — Катагири — Нисио — Санрайз — Сансара Накадзумович Джамтарбадро — Хитоши. По причине трудности для произнесения и запоминания имен и фамилии его было принято уважительно называть Сэнсэй Хитоши. Не очень уважительно его звали Даппо (в переводе с языка африканского племени сулури «зануда» или «зазнайка). Совсем неуважительно его за глаза называли Тапком или чуть ласковее — Тапочком.
Низенький кривоногий старичок, наполовину африканец, наполовину японец, с косолапой сутулой походкой, был в самом деле похож на стоптанный коричневый тапочек. Его седые волосы, усы и борода, белыми завитками выраставшие из темной кожи, походили на прилипшую к тапочку шерсть пуделя.
С его появлением болтливые сотрудницы умолкли и разошлись.
— Добрый вечер, Тихон, — Даппо улыбнулся и наклонил голову, встав у стойки охраны.
— И вам доброго вечера, Сэнсэй, — откликнулся я.
Я сомневался, что Даппо искренне рад меня видеть. Этот мирный человек исповедовал буддизм, верил в переселение душ. Он с юности поставил перед собой цель удалиться от мирской суеты в тибетский монастырь на склоне лет. Даппо с одинаковым уважением относился ко всем живым существам, будь то вампир или навозная муха. Он и кусающим его комарам навредить боялся. Осторожно смахивал их легкими щелчками пальцев.
Без тревожных сомнений я отдал ему свои сумки.